Примерно через месяц пленник набрался смелости и спросил у Назиль, пребывавшей в хорошем настроении, неужели все дроу настолько безумны, что их интересует только смерть? Неужели зрителям не нужно красоты, а устроители игр не понимают собственной выгоды, тратя годы подготовки воина ради нескольких секунд столкновения?
Девушка презрительно усмехнулась, но всё-таки снизошла до объяснений. Дело тут вовсе не в безумии или расточительности. Дело в эльфийских глазах — невероятные по человеческим меркам зоркость и внимательность были нормой для этой расы. И разумеется, в опыте зрителей, большинство из которых являются опытными воинами, пережившими не один десяток битв. Некоторые сами в своё время прошли через Арену. Любая фальшь, любая постановка, задержка атаки на доли секунды или отклонение меча с пути смертельного удара будут мгновенно замечены. И тогда организатора боёв в лучшем случае разорвёт на куски возмущённая толпа, а в худшем — он сам станет объектом очередного шоу.
Что же касается краткости поединков и отсутствия зрелищности — опять же, такими они представлялись только для полуслепого человеческого глаза. Дроу видели каждое сокращение мышц, каждое чувство бойцов, каждое верное и неверное решение, которое приходится принимать в доли секунды. Для них «на волосок от смерти» было не красивой метафорой, а вполне реальной боевой ситуацией, когда острие проходило на расстоянии волоса от горла противника — и вся Арена это отлично видела и могла оценить.
Иногда случались и постановочные бои, но в этом случае зрителей всегда предупреждали, что их ожидает именно спектакль, а не настоящая схватка насмерть. И провести такой спектакль достаточно правдоподобно могли только два дроу — представители любой другой расы слишком уж неуклюже играли, их попытки притвориться разъярёнными, испуганными или безжалостными вызывали в толпе разве что взрывы смеха.
Второй вариант постановки — когда выпускали бойцов заведомо разного уровня. Например, голый и безоружный дроу, против смертного в полном доспехе и с двумя мечами. Но опять же — устроитель игр обязан был предупредить зрителей, что их ожидает не бой, а только зрелище. От дроу требовалась не победа (в ней и так никто не сомневался), а эффектное убийство, демонстрация своего полного превосходства, издевательство над беспомощным противником. Зато, если вдруг случалось невероятное, и побеждал более слабый боец (обманом, везением, не заблокированной вовремя магией — способ не имел значения), зрители приходили в дикий восторг. Его не только награждали свободой, но и премировали достаточной суммой, чтобы жить безбедно несколько десятилетий (из штрафа, который выплачивал владелец Арены). Но поскольку сражались всерьёз, и устроители игр отлично понимали, кто у них в клетках сильнее кого, такие случаи происходили крайне редко.
Всю эту азбуку Назиль выучила наизусть ещё в десятилетнем возрасте, и изрядно забавлялась, просвещая незадачливого смертного в таких элементарных вещах. К сожалению, развлечение не продлилось долго — книжник сам попал на Арену, где вынужден был сразиться против такого же, как сам, низшего мага. Девушка горячо спорила с отцом, пытаясь доказать, что знания смертного важнее его невысокого боевого умения. Бесполезно. Заметив её чувства, Моластар даже передвинул бой на три дня вперёд, чтобы досадить дочери и предостеречь её от пагубного увлечения низшей расой.
Назиль обиделась. Не только потому, что её лишили любимой игрушки, но и на само предположение, что она, аристократка-воительница тёмного народа, могла влюбиться в человека. Если папочка так глуп, что не отличает сексуальный интерес от простого любопытства, голова на плечах ему явно лишняя. Девушка по очереди вызвала на дуэль трёх телохранителей Моластара и без особого труда справилась с ними. Убедившись в своих способностях, она пригласила на танец с саблями самого отца. Мастер слишком поздно понял, что дочь его превзошла. Назиль приказала слугам сделать из его головы сувенир и вступила в права наследования. Но здесь девушку ожидал весьма неприятный сюрприз.
Оказалось, что Мастер Красной Арены — это не только умение драться, вести торговлю и оценивать бойцов. Чтобы удержать столь заманчивую должность, требовалась целая сеть связей в высших кругах, которую Моластар выстраивал столетиями. Его прежние партнёры в лучшем случае с подозрением косились на юную выскочку, а в худшем — вообще отказались вести любые дела. Популярность круга поединков существенно упала, доходы едва позволяли удержаться на плаву. Недовольство выразила сама Королева — ведь от престижа Арены напрямую зависела репутация столицы. Прежние друзья отвернулись от неудачницы. Со дня на день грозили нагрянуть жрицы-испытательницы, и хотя Назиль не сомневалась, что сумеет прирезать пару-тройку этих гадюк, против подготовленного отряда с магическим усилением ей не выстоять. На слуг и рабов надеяться было бессмысленно, они в ужасе забьются в угол, едва заслышав цоканье железных каблучков. Бросить всё и податься в бега? Это бы навсегда опустило её на самый низ общества — дроу не любили неудачников.
Но к счастью, родители наделили её светлой головкой не только в смысле цвета волос. Поразмыслив, Назиль наметила путь выхода из кризиса, тяжёлый, но вполне осуществимый. Она связалась с Лапартом — двоюродным братом отца, который держал Арену в Денарине и не менее двух раз в год присылал к родственнику наёмных убийц. Моластар, разумеется, в долгу не оставался, так что Лапарт был немного благодарен девушке за избавление от старого врага. По крайней мере, достаточно благодарен, чтобы выслушать её предложение, а не сразу выгнать гонца. А Назиль предложила весьма выгодную сделку. Аренда столичной Арены на сто лет, плюс сама девушка в качестве ланисты и вольнонаёмного бойца. Первые двести поединков по указу нового владельца, затем она получала право выходить на бой лишь тогда, когда сама захочет. Конечно, покупать кота в мешке Лапарт не пожелал, и вызвал родственницу на дуэль до первой крови. Увидев, с какой лёгкостью клинки «смешной малышки» преодолели его защиту и добрались до тела, денаринец пришёл в восторг и немедленно подмахнул контракт.